- Это что?
Дед Мороз с подозрением потыкал концом посоха туго набитый мешок.
- Ну, так это, - парнишка в синем лыжном костюме с числом две тысячи семнадцать на груди шмыгнул носом и отвел взгляд, - как заказывали. Что просили, то и принес.
- Давай посмотрим, что ты тут понапихал.
Старик с кряхтением присел над мешком и развязал горловину.
- Эту дрянь зачем положил?
Мороз с омерзением вытащил на свет двумя пальцами маленькую модель разбитого самолета.
- Что заказали, то и положил.
- Это тоже тебе заказывали?
Голос деда стал ещё строже, когда он потряс перед парнем связкой обгорелых миниатюрных танков.
- Ну, да. Я же говорю, всё по списку.
Дветысячесемнадцатый расстелил прямо на снег карту мира.
- Вот это, заказали эти, - палец ткнул в маленький лоскуток страны, - вот для этих, - палец ткнул в соседний лоскут, - а это, вот эти для тех. У меня всё записано. Я ничего лишнего не брал,- и парень, обиженно засопев, отвернулся.
Дед Мороз еще немного покопался в мешке. Вытащил пару пробирок с зеленой светящейся жидкостью, с отвращением осмотрел, зло сплюнул и бросил обратно.
- Сам до такого дошел, или надоумил кто?
- А что я то? Это они сами, не я же придумывал.
- Слушай меня внимательно, - Дед Мороз потянулся, взял Дветысячесемнадцатого за ухо, - берешь сейчас мешок и топишь его в ближайшем болоте. Понял?
- Ай, ай, ай! Понял! Ухо пустите!
- А потом берешь всё, что желали хорошего, и собираешь новый. Усёк?
- Да, да! Только хорошее!
Дед выпустил ухо и горестно вздохнул.
- Ты думаешь, тебе за это спасибо скажут? Хочешь, чтобы тебя вспоминали как самый ужасный год? Нужна тебе такая память о себе?
Парень потер распухшее красное ухо и, хмурясь, потянул мешок волоком прочь, бормоча под нос: “Ну, Дветысячевосьмой, ну, удружил. Вот я тебе потом припомню”.
А Дед Мороз смотрел вслед еще не наступившему Новому Году и хитро улыбался - этого он успел осадить. А то ведь не усмотришь, что несет - весь год насмарку.